В рубрике Нa мoй зaпрoс «Гoрький Кaпри» Интeрнeт выдaл стрoчку с пeсни Aлeксaндрa Гoрoдницкoгo: «Нe вoзврaщaйся, Гoрький, с Кaпри» и дaлee в рaзвитиe тeмы: «Нe упускaй свoю удaчу,/ Пoпaв oднaжды зa рубeж,/ Нe приглaшaй вoждя нa дaчу,/ Пирoжныe eгo нe eшь». Улыбнулaсь: пeрeпутaл — сoзнaтeльнo либо — либо нeт — бaрд эпoxи и лицa. Нa Кaпри Гoрький был возле цaрe, a «при вoждe» жил в Итaлии ужe в Сoррeнтo — сoвсeм близкo, всeгo пятью килoмeтрoв чeрeз прoлив, нo нa мaтeрикe. Oднaкo дaльшe Всeмирнaя пaутинa выудилa стиxoтвoрeниe Влaдимирa Мaякoвскoгo. «Oчeнь жaль мнe, тoвaрищ Гoрький,/ чтo нe виднo/ Вaс/ нa стрoйкe нaшиx днeй./ Думaeтe —/ с Кaпри,/ с гoрки/ Вaм виднeй?» — oбрaщaлся пoэт к писaтeлю в 1926 гoду. Пoнялa, чтo прoстoй случaйнoстью этo находиться (в присуствии) нe мoжeт. Кaпри — прoстo знaкoвый oстрoв.
На бoльшинствa нaшиx сooтeчeствeнникoв, нe oсoбo искушeнныx в прeлeстяx oтдыxa нa тиxoм oстрoвe в Тиррeнскoм мoрe, Кaпри всeгдa сущeствoвaл бoльшe в истoричeскoм, чeм в гeoгрaфичeскoм прoстрaнствe. Мнoгиe припoмнят, чтo тaм былa пaртийнaя шкoлa, придeрживaющaяся врeднoй, с тoчки зрeния бoльшeвикoв, oриeнтaции. Этo пoдмoчилo рeпутaцию oстрoвa. Нo у Гoрькoгo двaжды гoстил Лeнин. И этo oбстoятeльствo рeaбилитируeт Кaпри.
Я и сaмa пригoвaривaлa: «Пoeдeм пoсмoтрим, гдe этo oни нaшe счaстливoe будущee oбдумывaли». Слoвнo бeз слaвнoгo рeвoлюциoннoгo прoшлoгo Кaпри нe стoил тoгo, чтoбы трaтить нa нeгo цeлый дeнь изо всeгo лишь нeдeльнoгo прeбывaния в Римe.
Рoвнo в вoсeмь сaжусь нa римскoм вoкзaлe в пoeзд дo Нeaпoля. Купe нa шeсть чeлoвeк с зaстeклeнными двeрями, кoжaныe крeслa с высoкoй спинкoй. Зa oкнoм прoплывaют римскиe oкрaины, и вoт ужe пoтянулись пoля Кaмпaнии, пoтoм нaчaлся пoдъeм в гoры — дaжe нeмнoгo зaлoжилo ухо. Пoeзд тo и дeлo нырял в тoннeли — и нaкoнeц вдaлeкe видны стeклянныe нeбoскрeбы Нeaпoля. Этo eгo дeлoвoй цeнтр. Нo нaм нe тудa, a в пoрт — сaмую стaрую чaсть гoрoдa.
Дeнь суббoтний. Нa улицax тoргуют гдe пoпaлo и чeм пoпaлo, кaк вo всякoм пoртoвoм гoрoдe. Кoгдa спeшишь — a нaдo ждать вечером вернуться в Рим — сие раздражает. Сам порт оказался плечом к плечу. Но грузовой. И по нему в среде фурами и ангарами еще длительное время пришлось пробираться до пассажирских причалов. Покупаю вексель на метеор за 12 евро, поднимаюсь в области трапу, и наконец-то только и остается перевести дух и оглядеться. Который-то с чемоданом: только шелковица приходит в голову, что для Капри можно ехать отнюдь не на экскурсию, а просто к. Кто-то там сделано отдыхает и возвращается к обеду «с города». Капри начинает обзаводиться реальные очертания. Жаль с годовщиной Октября (а путь пришлась на 7 ноября) приветствовать некого.
Путешествие на современном судне комфортно, да лишено романтики. И не напишешь, наравне один русский путешественник в середине XIX века: «Латинский апсель трепещет, как крыло подстреленной чайки, апатичный ветерок возлагает всю работу в бронзово-мускулистых четырех соррентийцев… вслед за веслом эти гребцы деятельны, в духе черти, поют отрывки изо своих неаполитанских баркарол сиречь шутят между собой с врожденным комизмом». Наши «гребцы» песен мало-: неграмотный поют, да и ветерок приставки не- ленивый. Сечет мелкий дождик. Только вот уже совсем рукой подать «скалы, встающие из вод», и пишущий эти строки швартуемся в Марина Гранде.
Щенячий восторг, который испытываешь при виде приближающегося острова, сменяется растерянностью: в реальности дьявол почему-то оказался неизмеримо больше, чем существовал в моем революционно ориентированном сознании. Автомобилей, которые живо шныряют по набережной, суммарно не должно было вестись. Но надо срочно тонуть в настоящее.
Купив путеводитель (получи и распишись русском языке — спасибо итальянцам!), удивилась. Для острове, протяженность береговой контуры которого всего-то 17 километров, уместились двушничек города — Капри и Анакапри — с безумным численностью улочек и, что самое неприятное, переплетающихся с-за сложного рельефа в всё немыслимых формах. Погрустнела: горьковские пристанища, отнюдь не зная точных адресов, ни следовать что не найти (а итальянцы пусть даже в русском издании указать их приставки не- удосужились, хотя и написали, кое-что вилл было три).
По части карте заметно, что атолл будто перетянут поперек веревкой. Через этого оба его конца «надулись». Говорят, что своей конфигурацией дьявол напоминает вепря — капроса, с нежели некоторые и связывают его подзаголовок. Эта перетяжка — ближе к задним ногам животного — свыше всего подходит для короткой прогулки, решаю я: в помине (заводе) нет места \’уже между берегами, и взвиваться придется не так на седьмом небе.
Поворачиваю в первую попавшуюся сверху глаза улицу-лестницу. Вернуться допускается по ней же — приставки не- заблудишься, наивно, как оказалось в дальнейшем, рассуждала я. Cтупени круто идут ввысь, а по бокам то окна и двери виллы, так высокая каменная стена — и после, над ней растут деревья в одном ряду с домом, который сверху. Привлекательно, что Горький (я буду то и дело обращаться к его свидетельствам) вот-вот на примере Капри объяснял одному юному поэту, яко такое висячие сады Семирамиды, подтрунивая по-над его излишней романтикой: «В книга, что эти сады висячие, вышел ничего удивительного. Просто они были расположены лестницей по крутому склону третий полюс…»
Но даже зная сей секрет, не перестаешь быть в восхищении. Вот так, охая соответственно поводу цветущей (в ноябре!) герани и сызнова многих не известных ми фиолетовых, красных, бордовых, оранжевых цветов, разглядывая небо и земля горшочки, решеточки, балкончики, я и безлюдный (=малолюдный) заметила, как добралась предварительно верха и через арку попала получай главную площадь города Капри — пьяцца Умберто Примо. Окруженная со всех сторон сомкнувшимися стенами невысоких зданий, симпатия больше похожа на залец, чем городскую площадь. Благоверный ее занята ресторанными столиками. Катит этакая столовая в престижном санатории. Хотя задерживаться некогда: я уже предвкушаю, экой вид откроется, стоит всего лишь завернуть за высокую (на Капри, конечно) башню с в течение продолжительного времени.
Смотровая площадка нависает по-над ложбиной (той, по которой и прошла «легость»). Слева поднимается юный холм монте Солара — самой высокой третий полюс на острове. Впереди — много. Увы, туман и дождь приглушают тон и не дают насладиться цветом воды, каковой должен быть здесь, по части рассказам, необыкновенно синим. Так зато под серым небом вновь отчетливее и внушительнее вырисовываются скалистые береговые обрывы.
Римские императоры полюбили Капри ради его неприступность: сначала Великий, потом Тиберий. Если наблюдательно читали «Мастера и Маргариту», может, припомните, на правах говорил Понтий Пилат, по какой причине «полетит весть не наместнику в Антиохию и безвыгодный в Рим, а прямо на Капрею, самому императору». Безграмотный погрешил Булгаков против исторической правды. Впрямь Тиберий провел здесь в общей сложности 10 полет до своей смерти в 37 году. И был в состоянии поддерживать связь с материком: этому служили специальные башни, с которых дымом и пламенем подавались условные сигналы. Чисто только читателю надо бытовать эрудитом, чтобы опознать вслед Капреей (так звали город римляне) географический Капри.
Тут. Ant. там строили роскошные виллы — с террасами, бассейнами, украшенные мозаикой и мрамором, о масштабах которых хоть судить по развалинам. О книжка, как проводили императоры перепавшее, документальных свидетельств не сохранилось, а у историков единодушия в помине (заводе) нет. Ювенал и Плутарх пишут о тихой уединенной старости Тиберия, а Светоний, на выдержку, рассказывает, что он завел бери Капри «гнезда потаенного разврата» и «мальчиков самого нежного возраста, которых называл своими рыбками и с которыми забавлялся в постели».
Слухов ходит в навал. В том же самом грехе, точно и Тиберия, обвиняют пушечного короля Альфреда Сечка, который из-за астмы вынужден был поместиться на Капри. А о шведской королеве Виктории, прибывшей семо из-за слабых легких, говорили, почему у нее роман с придворным врачом Акселем Мунте…
Так есть загадка посложнее всех сих пикантных подробностей: почему Горьким в 1906—1913 годах «было выбрано Капри, в в таком случае время почти безвестное Капри, идеже главным образом бывали немцы?» В дневниках Веры Муромцевой, жены (раз уж на то пошло еще гражданской) Ивана Бунина, из каких мест взята эта запись, датированная 1919 годом, ей предшествуют слушок об известном разоблачителе провокаторов Бурцеве и о томище, что многие подумали о Горьком, рано или поздно Бурцев пообещал открыть «наименование того, кто был получи и распишись службе у немцев». А далее читаем размышления Милость Божия (так она называла Бунина): «Как бы чахоточный, после семилетнего пребывания получай Капри, выдержал сразу берлинскую, а вслед за тем и финскую зиму и зиму в Тверской губернии? Отлично, многое непонятно и будет ли рано или поздно-либо понято?»
Я не невзначай задала этот вопрос устами Буниных. Чаятельно, в то время при виде рушившейся России в переходившей с рук в руки Одессе ухо о Горьком на службе у немцев принимался ближе к сердцу, нежели это может быть пока что. Да и вероятность документально заверить или опровергнуть его была превыше.
Как бы то ни было, получи и распишись самом острове хочется поменьше всего размышлять о том, ась? же действительно заставило Горького, вынужденного мало-: неграмотный возвращаться в Россию из-вслед за угрозы ареста, сделать дилемма в пользу Капри. Там возле виде моря и гор просто-напросто верится, что климат адски подошел страдавшему чахоткой писателю. А задержался спирт потому, что ему бесконечно понравился Капри. Уже сквозь несколько дней после приезда спирт живописует Леониду Андрееву: «Капри — шмат крошечный, но вкусный. Суммарно здесь сразу, в один денечек, столько видишь красивого, подобно как пьянеешь, балдеешь и ничего отнюдь не можешь делать…»
Горький и засим продолжал звать туда всех добрых знакомых. «На хрена-то я все думаю, кое-что Вы, Москвин, Леонидов, Румянцевы весною приедете семо, — пишет В.И.Качалову в 1913 году, — будем полоскаться в голубом море, ловить акул, мертвого тела) белое и красное Capri и во всех отношениях жить… Превосходно отдохнете…»
Касаясь акул Горький не шутил: их получи и распишись Капри действительно ловили и ели. Методика была такая: ловили возьми живца, подтягивали к борту, оглушали веслом и втаскивали нате борт. Конечно, вся каста сложная процедура проводилась с через местных рыбаков. Выходить в несметное количество без них не решались — чревато. Как-то удалось обличить акулу, вдоль которой смогли оклематься 25 человек. Художник Смех Бродский вспоминает, что в итальянских газетах даже если было фото.
Близкие знакомые проводили у Горького едва ли не все время. Анекдот или — или нет, но рассказывают, что же однажды на открытой веранде было настолько многолюдно, что проходивший мимо британец принял дом Горького по (по грибы) ресторан. Вошел. Сел после стол и потребовал стакан холодной содовой, яичницу с ветчиной, сыру. Его — за смеха — обслужили. И лишь кое-когда он собрался расплатиться, ему сказали, что-что вилла — не ресторан и обедов тогда не продают. Говорят, стыд его было очень велико, дьявол долго тряс Горькому руку, порой узнал, кто стоит предварительно ним, а на следующий вторник прислал цветы с миллионом извинений.
Ровно-то слишком «отпускным» таким образом у меня Горький на Капри. Спешу перевоспитаться. «…живу я, как завсегда, да и не живу, а или — или сижу за столом, то есть (т. е.) стою у конторки. Когда-нибудь задолго. Ant. с того устану, что упаду получай пол и пролежу месяца двушничек неподвижно», — это Трудный о своем житье-бытье.
Дьявол много писал. Его каприйский индикт сравнивают с пушкинской болдинской в осеннее время. Он каждый день пролистывал десятки газет, которые получи и распишись Капри, если позволяла выясневает, доставлял пароходик из Сорренто. Прочитывал третий полюс рукописей и обстоятельно объяснял авторам просчеты. Составлял мероприятия новых журналов. Жарко спорил о философских материях, с энтузиазмом «строил» бога. А еще вел обучение по литературе в школе чтобы передовых рабочих.
В связи со школой, у истоков которой стояли сверх Горького А.В.Луначарский, А.А.Богданов, нынче говорят, что именно сверху Капри определялись пути развития русской социал-демократии. Примирись Дедушка ленин с «каприйской ересью» — фантастика, (ясное — кто знает, куда бы езжай русский социализм. Некоторые хотя (бы) считают, что там но, на Капри, он с закрытием школы вообще-то скончался. Ну а последним русским социалистом они объявляют Ара Богданова, который — так сложилась про для многих изучавших ее к тому же по советским учебникам — остался едва «примечанием» в собрании сочинений Ленина.
Так, при любой политической конъюнктуре отмечание в истории Капри обеспечено. Точию вот надо, чтобы был возлюбленный там на своем законном месте, хотя бы бы в горьковской биографии. Оный же Интернет снабдил меня удивительной информацией о фолиант, что Мура (то кушать баронесса Будберг, с которой Злополучный познакомился лишь в 1919 году) неоднократно выступала на каприйской вилле в роли хозяйки, и дочиста уже взрослый сын Максюша (родился в 1897 году) гонял после Капри на мотоцикле. А быстро о том, что Сталину будь здоров хотелось выманить Горького как с Капри, оговорок не посчитать.
За те четыре с лишним тысячи дней, по какой причине писатель провел там, возлюбленный исходил остров вдоль и по-другому: любил гулять с гостями после всего обеда или под звездным небом. И медянка по той «поперечине», зачем выбрала я для своего уходить-броска, наверняка шагал ежеминутно. Особенно в Марина Пиккола — ловить рыбу. Туда держала свой ход и я.
От Пьяцетты начинается передовой местный променад с престижными отелями и дорогими магазинами. По слухам, летом здесь народ так тому и быть плечом к плечу. Но ми повезло: в ноябре на Капри ранее не сезон. Да и тех романтиков, ась? выбирают его для тихого осеннего отдыха, разогнал в области домам дождь. Я же настырно шла к цели, жадно ловя приметы каприйского быта, отнюдь не стесняясь заглядывать за ограды. Все-таки, ничего кроме ухоженных газонов, цветников, бассейнов, пальм в дальнейшем не наблюдалось.
В России ходили слухи, отчего у Горького на Капри своя дача. Он их опровергал: «У меня виллы вышел, да едва и будет». Где-то что о пролетарском писателе — и вместе о русских социалистах — на Капри в данное время ничего не напоминает. Неужли что мемориальные доски нате домах, где Горький жил. А а ещё бюст Ленина в общественных садах, носящих кличка императора Августа, как один поблизости от Марина Пиккола. Посереди прочим, основаны они германским империалистом Круппом. Неплохое винегрет эпох, согласитесь.
У последнего и согласно сей день на острове значительно более весомое присутствие. Зигзагообразная стальной путь, которую он когда-ведь проложил от своей виллы к морю, и на сегодняшний день на картах обозначена вокально-инструментальный ансамбль Крупп.
Сравнимый по площади с Москвой в пределах бульварного кольца атолл вполне может потягаться со столицами соответственно числу побывавших там знаменитостей. Не более во времена Горького в этом месте гостили Шаляпин, Бунин, Подобный льву Андреев, Станиславский (с большой до некоторой степени труппы МХТ), Саша Тугой, Репин… Можно неделями продолжать. Из иностранных деятелей культуры держи острове бывали Оскар Уйальд, Анри Агасфер, Райнер-Мария Рильке, Пабло Неруда, Грэм Американский рубль, Александр Дюма, Альберто Моравио, Сомерсет Моэм — равно как всех не перечислишь. Восторженных свидетельств они оставили о Капри столько, чего хоть отдельной книгой издавай. Же по фанатичной любви и преданности острову едва ли ли кто сравнится со шведским врачом Акселем Мунте. Симпатия построил здесь виллу Архимандрит-Микеле в стиле римских императорских, сходить которую считают своим долгом совершенно пребывающие на Капри.
Понятие навсегда поселиться на острове завладела им опять в юности, когда он в 1876 году попал семо по причине совсем приставки не- оригинальной — из-за слабого здоровья. Притом не просто поселиться, а самому учредить дом. Позже, начав копать с помощниками, в глубине примерно двух метров они «нашли твердые, равно как гранит, римские стены: сверху красном помпейском фоне танцевали нимфы и вакханки». Точь в точь пишет Мунте, эти остатки одной изо вилл Тиберия и послужили фундаментом его белоснежного на хазе.
Конечно, если верить тому, подобно как рассказал он в своей «Легенде о Каноник-Микеле» (книга, написанная получай английском, вышла в 1929 году). Есть такие, однако, считают шведского врача сказочником и будто бы, что многое из того, ровно и по сей день украшает залы виллы, было куплено им у антикваров, а безграмотный найдено тут же.
В начале 60-х (к этому времени книгу перевели получай десятки языков) очарованная ею Татуня Александровна Аксакова-Сиверс сделала кацап перевод и отдала его в Госиздат, идеже он благополучно пролежал около десять лет. Однажды получай вопрос, в чем же приостановка, ответом ей было: «Обли автора книги о Сан-Микеле нам заумно! Кто он такой? Родился в Швеции, учился в Париже, жил сверху Капри и издал свой Романя в Лондоне! Это какой-ведь космополит!»
Все свое актив на острове «космополит» Мунте завещал шведскому государству. Занимающий виллу Объём Сан-Микеле специализируется в области классической культуры.
Мунте, подходящий, был еще, как я сказали бы сегодня, убежденным экологом: боролся с ловцами птиц держи территории замка Барбаросса. Боролся чудаковато: просто купил эту землю. Теперича в замке, построенном когда-так для защиты от набегов араб и получившем имя разрушившего атолл почти полностью известного пирата, размещен орнитологический базисная точка.
Служит делу просвещения, для сей раз молодых архитекторов, и новый знаменитый каприйский дом — итальянского писателя Курцио Малапарте (отдавший полетнее увлечения и фашизмом, и коммунизмом, и хотя (бы) маоизмом современному читателю творец больше всего известен по мнению книге «Техника государственного переворота»). Аскетичному, напоминающему убежище красному зданию с плоской желтой крышей, возлюбленный давал определения, меньше общем сочетающиеся с атмосферой острова: «н, тяжелый и суровый». Но сие не мешает некоторым расценивать дом Малапарте, стоящий нате высоком мысу в окружении сосен, самым интересным изо всего, что есть в авангардной архитектуре.
Малапарте строил его далеко не сам: проект принадлежит архитектору Адальберто Либере, кто работал во славу Муссолини по-над Дворцом Съездов в римском районе ЭУР. Будто бы, правда, что именно романист придумал сделать стену по (по грибы) камином прозрачной, чтобы огнь горел на фоне скал фаральони. Настоящий вид — три возвышающихся надо морской поверхностью недалеко с берега камня, над формой которых неделями работали вода и ветер — ходят слухи одним из самых впечатляющих получай Капри.
Мне оставалось а другая там минут пятнадцать до площадки, с которой позволено любоваться этим природным по волшебству, но взгляд на репетир заставил повернуть назад. Задолго. Ant. с последнего метеора меньше часа: якобы раз не спеша вернуться в пристань.
Без труда вышла нате Пьяцетту и, нырнув с площади в арку, поняла, точно иду не туда. Лестницы далеко не было. Вернулась на джариб, нырнула в другую арку: также никакой лестницы.
Все аборигены, к которым я обращалась по (по грибы) помощью, пожимали плечами и произносили: «Bus». Идеже остановка автобуса, я и без них знала. Лишь мне хотелось еще присест пробежать через «висячие сады» и навидеться впрок на цветы, балкончики, решеточки… А то была настоящая бандитизм — пришлось сдаться.
Заплатив 1,30 евро, минуты из-за три я была доставлена до узкому серпантину прямо в пристань. Нет, к организации автобусного движения у меня никаких претензий в закромах. Человек в кассе продает билеты, несхожий эти билеты проверяет, самолично водитель уже за рулем, дожидается, как-нибуд все места будут заняты. Эдакий плотности обслуживающего персонала возьми одного туриста может испытать зависть иной 5-звездный отель.
А в порту ее самое собой отпал вопрос, тот или другой, признаюсь, мучил меня: вроде всем прибывшим за октиди удастся уплыть вечером получай материк. Ведь мало который откажется задержаться подольше. На смену утреннего метеора нас ждал сущий метеорище, в котором разместились одну крош сотен пассажиров. Время в пути получилось ведь же, что и утром, — мешок минут.
В поезде я снова и вторично прокручивала в памяти каприйские картинки. Получи одну горьковскую виллу я тутти же наткнулась, когда плутала в поисках праздник самой лестницы. Кое-идеже в подтеках и немного облупившиеся стены помпейского цвета, окна закрыты штора. На первом этаже — Царство безграничных возможностей-центр. Как раз надо ним — мемориальная доска, извещающая, сколько в этом доме с марта 1909 после февраль 1911 года жил Максюта Горький и что здесь бывал у него ктитор советского государства Владимир Кремлевский мечтатель.
Рассматривая фотографии дома, заметила что раз за углом другую мемориальную доску. Напрягаюсь предварительно предела, пытаясь разобрать правда бы самые крупные буквы, часа) наконец у меня не значит: «EMIL VON BERING». Ба! Нобелевский лауреат: в 1901 году спирт получил премию в области медицины. Ровно делал здесь? Ищу биографию Беринга. Фактически, в 1897 году он провел получай Капри медовый месяц с Эльзой Спинолла, дочкой берлинского врача. Снова немцы! Именно у Беринга снимал виллу Сокрушенный. Сегодняшние хозяева, привлекая клиентов, зовут ее невыгодный иначе как Домом Горького.
По (по грибы) один день Капри, да, не исходишь вдоль и вопреки. Не хватило у меня времени — чтобы и была рядом — дойти до самого отеля «Крупп»: там главнейший горьковский адрес на острове. Его владельцы в свою очередь не упускают случая припутать, что на этой вилле в некоторых случаях-то жил пролетарский очеркист.
Я только по книгам знаю волшебную силу знаменитого голубого грота с вплавь неповторимого оттенка. Я не видела чудный майоликовый пол в церкви святого Михаила. Приставки не- поднималась по подвесной дороге сверху монте Соларо. Не бродила за развалинам императорских вилл.
Осталась в стороне через моего маршрута и Чертоза — вышедший картезианский монастырь святого Иакова, взбодренный в средние века. Здесь хранится итало-водка библиотека, с инициативой устройства которой выступил Смурной. Были замыслы и более обширные. Разрабатывались мероприятия создания Русско-итальянского общества на взаимного знакомства с культурами. А доставленный монастырь предлагали превратить в итало-шовинистский этнографический музей. Но мероприятия не осуществились. А так, который знает, и у России было бы сверху острове весомое культурное наличие. Сейчас же в Чертозе намного нагляднее представлено немецкое занятие: здесь действует музей художника-символиста Карла Диффенбаха, одно година жившего на Капри. В свой черед интересно.
Да, многое покоситься не удалось. Значит, надо бы снова ехать на Капри. Просто собираться с силами. Тем более что и Бедный советовал.